Которые тут временные? Слазь!

... А в Зимнем, 
      в мягких мебелях
с бронзовыми выкрутами,
сидят 
    министры 
        в меди блях,
и пахнет 
      гладко выбритыми.
На них не глядят
          и их не слушают-
они 
  у штыков в лесу.
Они
  упадут
     переспевшей грушею,
как только 
      их
       потрясут.
Голос-редок.
Шепотом,
      знаками.
- Керенский где-то?-
- Он? 
    За казаками.-
И снова молча
И только
      под вечер:
- Где Прокопович?-
- Нет Прокоповича.-
А из-за Николаевского 
чугунного моста,
как смерть, 
      глядит
          неласковая
Авроровых 
     башен
        сталь.
И вот 
    высоко
      над воротником
поднялось 
     лицо Коновалова.
Шум, 
   который 
      тек родником,
теперь
    прибоем наваливал.
Кто длинный такой?..
           Дотянуться смог!
По каждому 
      из стекол
          удары палки.
Это- 
   из трехдюймовок
шарахнули
     форты Петропавловки.
А поверху
     город
        как будто взорван:
бабахнула 
     шестидюймовка Авророва.
И вот 
    еще
      не успела она
рассыпаться,
       гулка и грозна,-
над Петропавловской
          взвился 
               фонарь,
восстанья 
     условный знак.
- Долой! 
      На приступ! 
          Вперед!
               На приступ!-
Ворвались. 
      На ковры!
          Под раззолоченный кров!
Каждой лестницы 
         каждый выступ
брали,
    перешагивая
          через юнкеров.
Как будто 
     водою
        комнаты полня,
текли, 
    сливались
         над каждой потерей,
и схватки 
     вспыхивали
          жарче полдня
за каждым диваном,
          у каждой портьеры.
По этой 
     анфиладе,
          приветствиями оранной
монархам,
     несущим
          короны-клады,-
бархатными залами,
          раскатистыми коридорами
гремели, 
      бились
        сапоги и приклады.
Какой-то 
      смущенный
          сукин сын,
а над ним 
     путиловец- 
          нежней папаши:
"Ты, 
   парнишка,
        выкладывай
             ворованные часы-
часы теперича наши!"
Топот рос 
     и тех
        тринадцать
сгреб, 
    забил, 
       зашиб,
          затыркал.
Забились 
      под галстук-
           за что им приняться?-
Как будто 
     топор
        навис над затылком.
За двести шагов...
          за тридцать...
                  за двадцать...
Вбегает 
     юнкер:
        "Драться глупо!"
Тринадцать визгов:
          -Сдаваться!
                Сдаваться!-
А в двери - 
      бушлаты,
          шинели, 
               тулупы...
И в эту 
     тишину
        раскатившийся всласть
бас, 
   окрепший 
       над реями рея:
"Которые тут временные? 
             Слазь!
Кончилось ваше время".
И один 
    из ворвавшихся,
            пенснишки тронув,
объявил, 
      как об чем-то простом
                и несложном:
"Я, 
  председатель реввоенкомитета
                 Антонов,
Временное 
     правительство
               объявляю низложенным".
А в Смольном 
        толпа,
            растопырив груди,
покрывала 
      песней
          фейерверк сведений.
Впервые
     вместо:
          -и это будет...-
пели: 
    -и это есть 
           наш последний...-
До рассвета
        осталось
             не больше аршина,-
руки 
   лучей
      с востока взмолены.
Товарищ Подвойский
            сел в машину,
сказал устало: 
          "Кончено... 
                 в Смольный"...

Поэма "Хорошо!" В. Маяковский